Хорошо известно, что в период «перестройки и гласности» были
предприняты попытки нового прочтения истории ВЛКСМ. Однако не все
историки были готовы к таким кардинальным переменам, к этому вызову, к
пересмотру канонического двухтомника «Славный путь Ленинского
комсомола».
Именно в это время, в 1988 году Николай Владимирович Трущенко издал
свою книгу в серии Жизнь Замечательных Людей – «Косарев». И судя по
строю исследования, автор был готов к новому взгляду на комсомол и его
лидеров, долго вынашивал его. Разве можно было за три года перестройки
глубоко и сразу пересмотреть прежние позиции? Мне бы хотелось на
примере указанной книги показать движение мысли Трущенко. Но сразу
оговорюсь, сам он не обозначал свой методологический подход. Сегодня его
можно было бы назвать пространственный подход к прошлому, т. е., когда
движение истории анализируется не как одномерное, а многомерное,
разноуровневое, с анализом альтернатив. Прежде всего само пространство прошлого включает в себя фигуру
историка. Он определяет предмет изучения и погружения в него. Он
интерпретирует прошлое в зависимости от вызовов времени и обстоятельств,
включая политическую конъюнктуру.
Прежде всего само пространство прошлого включает в себя фигуру
историка. Он определяет предмет изучения и погружения в него. Он
интерпретирует прошлое в зависимости от вызовов времени и обстоятельств,
включая политическую конъюнктуру.
Сначала историк погружает Косарева в сложный контекст политики
«военного коммунизма» и, соответственно, самого влиятельного лица для
молодежи – долгое время запрещенного у нас Н.И. Бухарина.
Трущенко возвращает его из зоны забвения. Ведь именно Бухарин был
прикреплен от ЦК партии к ЦК Коммунистического союза молодежи, во
многом определял политику партии по отношению к союзу. Но автор
напоминает нам, что Бухарин в это время был «левым коммунистом».
Сравнительно легкая победа над внутренней буржуазией породила иллюзию
быстрого решения всех внешнеполитических и внутренних проблем. «Левые
коммунисты» призывали немедленно «делать» революцию в других странах.
Они выступали за «революционную войну». Договорились до сумасбродной
идеи – о целесообразности утраты Советской власти, якобы в интересах
международной революции.
Известно, что сторонники «революционной войны» повсеместно
развернули борьбу против заключения Брестского мира. Вовлекали в это
рабочую молодежь. Молодой, речистый Бухарин, захваченный идеей
революционной войны, стал в Москве кумиром юных борцов. Его броские
призывы к молодым москвичам взбудораживали умы и сердца многих членов
союза. Среди них оказался и Александр Косарев. «Левое ребячество», «жизнь
по тревоге» накладывали специфическую печать на облик и стиль
комсомольцев. Косарев и его друзья еще никогда не работали в мирных
условиях. Отсюда в их среде складывался тип комсомольского комиссара.
«Чисто военными мерами действуем. Не организаторами комсомольскими, а
комиссарами над молодежью стоим!» – замечал Косарев. А ведь состав союза
существенно изменился: стал моложе. В 1921 году в рядах комсомола
состояла, в основном, молодежь пятнадцати-шестнадцати лет. И работать с
ними военными методами уже было нельзя. На этом акцентирует внимание
Трущенко.
Новая экономическая политика. В этот период большой популярностью у
молодежи пользовался Л.Д. Троцкий. Он уделял ей много внимания.
И хотя Николай Владимирович остался в основном на старых позициях в
оценке борьбы ЦК комсомола с троцкизмом, он не мог пройти мимо того
факта, что Косарев внимательно читал работы Троцкого. В частности,
проявил интерес к таким словам политического оппонента: «Молодежь должна брать революционные формулы с боем, выработать собственное
мнение, собственное лицо и быть способной бороться за это мнение с
мужеством и независимостью характера…»
Но вот как бы в противовес этим словам И.В. Сталин сделал акцент не на
самодеятельный характер работы комсомола, а на служебную его роль для
партии. «Подсобное орудие партии»!
В 1930-е годы Косарев был «любимцем генерального». Культ Сталина как
бы экстраполировался и на вожака комсомола. Трущенко приводит пример,
когда в 1936 году в Большом театре в торжественной обстановке проходил
Х съезд комсомола. За десять дней съезда имя Косарева было упомянуто в
речах делегатов и гостей, без учета восторженных выкриков с мест,
невероятные 200 раз (чаще упоминалось лишь имя Сталина – 540 раз). В то
же время Сталин упрекал Косарева в том, что ЦК комсомола не помогает
НКВД разоблачать врагов народа. Косарев старался объяснить Сталину, что
Центральный Комитет ВЛКСМ никакими материалами,
компрометирующими этих товарищей, не располагает, никакой помощи
органам оказать не мог. В ноябре 1938 года, на VII пленуме ЦК ВЛКСМ по
указанию Сталина лидер комсомола был снят с поста генерального
секретаря. Последовавшие за этим арест и расстрел в Лефортовской тюрьме
(23 февраля 1939 года), положили конец не только культу самого Косарева,
но и той особой роли, которую комсомол играл в советской сталинской
системе 1930-х гг.
Мог ли противостоять и противостоял ли Большому террору Косарев?
Н.В. Трущенко пытался найти ответ на этот вопрос… Каким образом? Через
судьбу репрессированных комсомольских лидеров Оскара Рывкина, Петра
Смородина, Николая Чаплина, Лазаря Шацкина, Владимира Бубекина. Через
анализ взаимоотношений Косарева со злопамятными Ягодой, Ежовым,
Берией, через возвращение из зоны забвения всех субъектов сталинского
прошлого. В этом и заключается многомерность трущенковского подхода.
Однако сегодня следует признать, что историки В.К. Криворученко и
Д.Д. Пеньковский в 2000-е годы продолжили поиск ответа на вопрос,
поставленный Николаем Владимировичем, и в этом продвинулись еще
дальше. Они документально доказали, что почести, которые воздавались
Косареву, он, к сожалению, воспринимал как само собой разумеющееся,
считал, что только он один понимает советскую молодежь. В частности,
было приведено описание члена Бюро ЦК комсомола Е. Волковой о
ситуации, которая царила в высшем руководящем органе комсомола:
«Обстановка в Бюро ЦК была такая: отсутствовала всякая критика, было
слепое преклонение перед авторитетом, стажем, опытом работы Косарева.
Если образно выразить, Косарев был на положении бога в союзе, которому
слепо доверяли, не допуская никаких замечаний». Он грубо разоблачал
комсомольских работников. На его совести тоже немало тех, кто погиб в
1937–38 годах. Действительно, Косарев – фигура сложная, неоднозначная,
трагическая.
Крайне важно также понять, как Николай Владимирович Трущенко в своей
книге переходит из пространства истории в пространство памяти, в то, что
сегодня называют политикой памяти. Отслеживается создание косаревских
мест памяти: мемориальная доска на «Доме на набережной», в котором жил
последние годы Косарев, Дом пионеров (теперь Центр творчества) имени
А.В. Косарева в Восточном административном округе Москвы, улица
Косарева в Севастополе, судно «Косарев».
Теперь это модернизированный траулер, о чем уже, увы, не узнает
Николай Владимирович.
В книге открывается еще один важный пласт – включение личной памяти
историка. Трущенко вспоминает, как он, провинциальный комсомолец, в мае
1938 года чисто визуально, на двадцатитысячном митинге, познакомился с
Косаревым в городе Горьком. Ожидали увидеть этакого спортсмена-гиганта,
а на трибуне стоял невысокого роста, очень подвижный молодой человек в
синем шевиотовом костюме с орденом Ленина на широченном лацкане
пиджака. Но уже через 5 месяцев Трущенко штудировал «Комсомольскую
правду» теперь уже по совсем неожиданному поводу: Косарева сняли с
работы, а потом и объявили «врагом народа».
Через три года, в феврале 1942 года, о Косареве напомнит раненому
Трущенко политрук Хананян. В медсанбате, в бессонную ночь он расскажет
о Косареве как о бесценном человеке – «В Цекамоле он не работал, а горел!
Сам горел и других зажигал. Комса его боготворила».
Пройдет еще 12 лет, и в декабре 1954 года Трущенко читал лекции
политзаключенным. Нужно было отправляться домой, но закружила метель и
начальство лагеря предложило ему остаться: концерт будет новогодний,
Косарева увидите, поет замечательно, пляшет лихо, работает у нас
истопником… Только спустя более 30 лет в беседе с Марией Викторовной
Нанейшвили-Косаревой – женой Александра Васильевича
(репрессированной в один с ним день) Николай Владимирович убедился, что
это была ошибка. «Кому-то нужна была такая дезинформация, – рассудила
она, – пустил кто-то слух по всем лагерям такого типа: «У нас, мол,
Косарев…».
Итак, именно с Николаем Владимировичем Трущенко можно связать
начало нового прочтения истории комсомола. Он раздвинул границы
изучения этого феномена. Но это был не первый ответ человека и ученого на
вызовы времени, с которым он справился. Добровольцем он ушел на фронт.
Неслучайным затем был выбор исторического образования. И конечно,
принятие на себя должности ректора ВКШ. Этот выбор, это решение
способствовало открытию необыкновенных возможностей для тысячи
молодых людей Советского Союза и всего мира, в том числе и нас –
участников первых Трущенковских чтений. Нам предстоит заново
осмыслить, как закладывались основы научного изучения истории ВЛКСМ,
молодежных движений и проблем молодежи.
