Клара Павловна Скопина, зав. кафедрой журналистики ВКШ, член Союза писателей России, член Союза журналистов, почётный корреспондент «Комсомольской правды» Свои среди своих.



Дорога в ВКШ начиналась празднично. Даже как-то неправдоподобно. Пословица предупреждает: спроси себя к чему бы это? Пафосное было время…
Весенним мартовским днём приехала к нам домой Тамара Ивановна Карпова.
В одной руке чёрный кейс, в другой цветы. «Я к вам с подарком от Николая Владимировича Трущенко. Поздравить с юбилеем».
Какой подарок? Да ведь она, Тамара Карпова, и есть подарок!
С годами я всё больше убеждаюсь: нет ничего случайного в жизни. Каждый встреченный тобой человек остаётся с тобой кто мимолётной тенью, а кто ключом к целому пласту жизни, к заповедной территории твоей души, помогая тебе понять себя и безбрежный человеческий мир. Тамара Карпова, конечно, я думаю, и не догадывалась, каким золотым ключом стала она для меня в 1966 г., открыв мне дверь в благоуханный, цветущий мир лесов и полей, рек и речек воронежской земли, — и в мир сдержанных людей, не спешащих с дружескими объятиями, повидавших оккупацию и разруху, разгромленный на 96 процентов красавец Воронеж — цитадель российской культуры, приют писателей и художников… Я просто могла тогда отгородиться несправедливостью и обидой, не понять и не принять всё это сердцем, этих противоречий: этого неброского подвига на хлебном и свекольном поле, суровой миссии закрытых оборонных заводов и тихого голоса вузовской интеллигенции — учёных и преподавателей сельхозинститута, Воронежского университета, пединститута, отправлявших в жизнь новое поколение, для которого поиск смысла жизни и человеческих отношений был не абстрактной философией…
Осень 66-го могла надолго вышибить меня из седла и даже надломить: на глазах всей руководящей элиты Воронежской области, на партактиве, секретарём обкома партии был произнесён приговор «Комсомольской правде» и мне, её собственному корреспонденту, как защитникам «подпольной антикомсомольской (читай — антисоветской. — К.С.) группы, которая тайно собиралась в подвале, писала свою программу, создавала отряды подростков, обучая их боевым навыкам…». Эта «опасная» группа шесть отличников первокурсников исторического факультета Воронежского государственного университета… Собкор «Комсомолки» опубликовала статью «Персональное дело» о тёмных отзвуках 37-го года. И ребят вернули в комсомол и университет, откуда уже успели исключить, но зато мы попали в чёрный список… Ведь решение «исключить», «отчислить» принадлежало первому секретарю обкома партии, «несменяемому, неуправляемому» и неприкасаемому для комсомольской газеты даже «Комсомольской правды»: фигура вне её компетенции.
Я всего год работала собкором Центральной чернозёмной зоны, и так легко было зачеркнуть всё полезное, что я успела сделать. Незрячая защитница подпольщиков!..
В перерыв на этом страшном заседании я вышла из зала, чтобы позвонить главному редактору, и надо было пройти по длинной красной дорожке Дома политпросвета. Я шла одна. Люди поглядывали издали. Одна среди чужих.
И тут «на глазах у изумлённой публики» подчёркнуто шумно подхватили под руки с двух сторон Тамара Карпова и Анатолий Дьяков. Секретари обкома комсомола… Всю жизнь буду помнить этот «кинокадр»…
А потом ещё один — в новогоднюю ночь позвонили в дверь. У порога на площадке стояла весёлая толпа с кастрюлями, длинной, хорошо выструганной доской и кучей детей.
Тамара Карпова и Анатолий Дьяков с семьями и ещё кто-то из не очень знакомых людей.
«А это мы! С Новым годом! Мы же все выпускники исторического факультета! Вот так и ходим друг к другу с доской, — на такую ораву ни у кого стульев не хватит!» весело объясняла Тамара Карпова, сверкая глазищами, улыбаясь, как больше никто не умел, в «доску» своя, родная, а Толя интеллигентно обнимал нашу семью… Всю ночь наши четверо детей и «дети комсомола», в возрасте от 6 до 15 лет, отплясывали буги-вуги, а мы завидовали и удивлялись когда только научились!
Без десяти двенадцать зазвонил телефон, трубку полагалось поднимать хозяйке
дома, — и я услыхала вкрадчивый, мягкий голос: Говорит Х… С Новым годом! Успехов и здоровья!
Я не поняла, кто это. Видя моё недоумение, Толя Дьяков сказал: «Поздравляю! Дышите глубже! Вы возвращены в «приличное общество». Это же председатель госбезопасности!
Это сигнал: вы больше не «персона нон грата», но не забывайтесь… ЧК не дремлет».
Это было вовремя. Почти полгода никакое начальство не давало мне интервью и не общалось со мной, не подпускало к серьёзным событиям, хотя «помирить» нас с обкомом партии приезжал к первому секретарю зам. главного Ким Костенко, бывший фронтовик, бывший собкор, а редакция в это время вручила мне орден Знак Почёта за собкоровскую работу в Сибири. В такой понятной, такой родной, с пугающе могучим Енисеем. И такими бесстрашными ребятами на ударных комсомольских в Дивногорске и Норильске, Абакане и Кызыле… Но только в эту ночь всё окончательно встало на место! Нас включили в круг «своих»! Мы вместе со всеми сидели на заветной доске, а наши дети отплясывали с их детьми!..
Если бы можно было заглядывать в будущее, я бы узнала, что с «опальным» журналистом госбезопасность будет сотрудничать на другом уровне Министр Государственной безопасности России Баранников Виктор Павлович поддержал ходатайство Союза писателей и моё личное и разрешил познакомиться с делами репрессированных космических деятелей великого В.П. Глушко и его коллег Г.И. Лангемака и И.Т. Клеймёнова. «Назначение работ К.П. Скопиной — внести вклад в воспитание патриотического самосознания граждан России» так написал секретарь правления. И Баранников разрешил! И я сидела полгода над этими делами и от руки полностью переписала их чтоб не исказить чего-нибудь. И иметь всегда под руками. И выйдет в свет моя книга «Однажды и навсегда» о драматической судьбе создателя первого и лучшего до сих пор жидкостного реактивного двигателя, поднявшего нас в космос, — Валентине Петровиче Глушко!… Но это будет в 90-е гг. И знать бы тогда, что мальчики из «опасной» группы блестяще окончат университет, и будут летом работать в стройотрядах, и не затаят обиды на юность, станут учёными и журналистами. А любимый всеми Вася Жуков, мальчик из курской деревни, трудом своим и талантом станет Василием Ивановичем Жуковым, академиком, глубоким историком, публицистом, ректором Московской партийной школы, а затем создаст и возглавит первый в стране Российский государственный социальный университет, и в первом его наборе будет отобрано по стране тридцать детдомовцев. Поклон собственной судьбе…
Но всё это ещё далеко далеко. А сейчас 1960-е, и если я во что и верю так в этих мальчиков!
А Тамара, вечный ребячий комиссар пионерии, открывала мне всё новых интересных людей вокруг себя. Виктор Дуванов, Галочка Иващенко, с которыми пути пересекутся уже и в Москве, это обком; Вика Луговская, которую по нашим следам понесёт «за романтикой» в Дивногорск, потом в Норильск, это горком… Крутые пионерлагеря для «трудных подростков», — это забота обкома и военкомата. И т.д., и т.д. И везде — она.
И вот снова — она! Через 14 лет после той осени. За плечами Академия общественных наук. Высшая комсомольская школа: она — декан факультета истории и коммунистического воспитания. Правая рука ректора Николая Владимировича Трущенко. Безошибочней выбора у него быть не могло! Всё так же её подопечные — это и дом её, и семья. Всё так же — низкий поклон её «кровной» семье: мужу, сыну, что они понимают её бесконечную преданность этим ребятам, посланцам ударных комсомольских строек, вчерашним солдатам, застенчивым девочкам из азиатских республик, магаданцам и сахалинцам, колхозникам и рабочим, разносящим по стране её ответственность за младших и слабых, её одержимость желанием разжечь в молодых людях огонёк, о котором они в себе и не знали, научить вере в себя и беречь достоинство.
Я знаю это не по предположениям, я читала в ВКШ актовые лекции «Введение в профессию», и её студенты не раз приглашали на «камерные» встречи, удивляя живым и дотошным интересом к героям моих книг, и фантазиями гостеприимства, которые не забудешь…
И за всем этим я узнавала Тамару. Она присылала замечательные письма с эмоциональным анализом моих книг, которые ребята успевали купить «на всех», когда только появлялся тираж «Молодой гвардии». Это ли не подарок…
В канун её приезда возник стихийный праздник вокруг юбилейной даты, у меня с утра были занятия в Воронежском государственном университете. После лекций студенты увязались за мной — проводить до дома, о чём-то договорить, доспорить. Это бывало часто.
Воронежская весна вдохновляет, широкий проспект Революции для дискуссий в самый раз. Я и думать не думала ни о гостях, ни о юбилее. Но дома застала полный переполох.
Во-первых, красноярские друзья прислали самолётом рыбку, из аэропорта попросили приехать с сумкой забрать. Зять поехал с авоськой… А рыбина висела, прикреплённая к двери, ровно по её длине — два метра! Да, это Сибирь.. И мужчины ждали, чтобы я полюбовалась, и только после того осмелились начать её потрошить!.. А к вечеру явочным путём объявилась кафедра журналистики; радиостанция «Юность» в лице Галочки Ершовой, остроязыкой умницы, и певца и гитариста Леонида Серебренникова; автобусом приехали наши взрослые дети со своими маленькими детьми из Старого Оскола… Дом гудел, неуправляемый, неорганизованный, живой, — наш дом, такой родной нам всем, такой российский!
Не хватало стульев, сидели на коврике на полу, пили из пиал рыбный бульон из красноярской ухи, пели комсомольские и фронтовые песни. Романсы Леонида Серебренникова и его дивный голос вдруг погружал всех в минуты тишины, которую боязно было спугнуть…
Я пожалела, что мы не догадались завести доску, как умница Тамара Карпова, не сидели бы гости на коврике. И сегодня она застала следы вчерашней неразберихи, не постав-ленные по местам столы, во всех углах щедрые цветы воронежского края… «Вы подарок-то посмотрите», сказала она как-то слишком серьёзно.
Я открыла кейс, увидела красивые корочки адреса, достала вкладыш. «Прочтите, пожалуйста. Я же не сама по себе я гонец!» Наконец-то и шутка мелькнула. Чтобы передать мою растерянность, я привожу это историческое послание, которое ещё раз перевело стрелку моей жизни.
«Дорогая Клара Павловна!
Коллектив профессоров, преподавателей и слушателей Высшей комсомольской школы при ЦК ВЛКСМ сердечно приветствует и поздравляет вас с юбилеем.
Вы — участник больших и славных дел комсомола 60-70-х гг., страстный партийный публицист и писатель. Воплотили в своих книгах великие свершения в жизни нашей страны, героический труд, борьбу и поиски молодёжи, оставили грядущим поколениям живые образы комиссаров нашего времени.
Ваши книги «Всем людям родня», «Я называю вас другом», «Свои люди», «Мои комиссары», ваши статьи комсомольского собкора живые документы истории, проникнутые духом социального оптимизма, утверждающие коммунистические идеалы, стали учебниками жизни молодых.
Мы высоко ценим нашу дружбу с вами, наши встречи, ваше заинтересованное и деятельное участие в подготовке и воспитании кадров для комсомола.
Выпускники Высшей комсомольской школы при ЦК ВЛКСМ приходят на смену героям ваших книг в Качканаре и Норильске, Тынде и Нерюнгри, Братске и Лесосибирске, Сургуте, Нижневартовске, Уренгое. Студенческий строительный отряд школы «Комиссары-70-х» навсегда прописан в дорогом для вас Красноярском крае.
Ваши книги — в борьбе, в комсомольском строю.
Спасибо вам, что вы есть. Долгой, плодотворной и счастливой вам жизни!
Ректор Высшей комсомольской Школы при ЦК ВЛКСМ Н. Трущенко Секретарь парткома В. Томашкевич Председатель профкома В. Антонов»
«А на словах Николай Владимирович просил передать вам вот что: он просит вас возглавить нашу кафедру журналистики и литературы! Ведь нет в стране ни одной кафедры, которая готовила бы журналистов для молодёжной печати. А ведь если есть молодёжь, значит, и от печати требуется особое понимание и свой стиль… Нужна практическая учёба! Да вы это знаете лучше нас… А передать это устно он просил, чтобы не связывать вас необходимостью немедленного решения. Решайте! Вы же знаете, как это нужно, вы же давно наша. Представьте только: герои ваших книг будут учиться вместе с вашими студентами-журналистами! И что-то новое появится -общность интересов, новые книги… А? Из ЦК вам позвонят сами. Это идея Бориса Николаевича Пастухова. Он сказал на заседании бюро: вот есть у нас комсомольский писатель, её бы в ВКШ, к журналистам. А Николай Владимирович тут же и гонца снарядил…»
Пафосное было время! Не только послание Николая Владимировича Трущенко дышало его преувеличенными оценками человеческой личности, но и каждое письмо из юбилейной почты было словно его продолжение. Телеграмма: «Горячо искренне поздравляем гордимся тобой уверены твоя душевная щедрость яркий зажигательный талант влюблённое жизнь сердце всегда будут звать людей подвигам добру свету» (Красноярский крайком партии); «Хочу написать по поводу вашей новой книги «Человек своего времени». Как нам не хватает такой литературы, ибо в молодости закладывается тот нравственный, духовный фундамент, на котором будем строить здание зрелой жизни!.. Если б опыт старших поколений, каждого ушедшего человека остался в общественной памяти, то на какой бы нравственной высоте было бы наше общество!.. Мы ждём ваших новых книг.» (молодая журналистка с родного Урала). И даже родная 36-я школа, отправившая во взрослую жизнь в 1948 г., разыскала и поздравила в том же высоком «штиле»…
Вот так это и началось.
Это, наверное, было самое трудное решение: зачем менять жизнь, когда наконец впервые всё пришло к стабильности. Мужа, Сергея Гуськова, фронтовика, писателя, сменившего Москву на Урал и Сибирь ради наших общих журналистских дорог, только что единодушно избрали секретарём Воронежской писательской организации, конфликтующей, талантливой и противоречивой, а потому особо интересной; мы отыграли три свадьбы, и старшие дети вышли на свою дорогу; младшая поступила в Воронежский университет; я была доцентом кафедры журналистики ВГУ, и обком партии (оглянемся в 1966-й..) ждал моего согласия возглавить в писательском журнале «Подъём» редакцию очерка и публицистики. Это был 1980-й. Пятьдесят лет — время зрелости и мудрых решений. Надо ли дразнить судьбу?.. Толкнуть всю семью к переменам?
Но ведь предложение делал Николай Владимирович Трущенко !) — участник Великой Отечественной войны, боевой офицер, обвешанный орденами, справившийся с тяжелыми ранениями, преодолевший судьбу, доктор наук, опытный преподаватель! А рядом с ним возглавляли кафедры Герой Советского Союза, лётчик-испытатель Мосолов, легендарная личность Иван Иванович Лисов… ВКШ была любимым детищем ЦК комсомола, его секретарей Евгения Михайловича Тяжельникова, Бориса Николаевича Пастухова… А я — справлюсь ли? Какой должна быть журналистика в ВКШ?
Но вот в кипе поздравлений — письмо Галочки Ершовой из «Юности»: «Птица Скопа была птица редкая.. Вы наша птица сия, Кларочка! А птицы живут долго, потому что — В ПОЛЕТЕ! — всегда». В тон ей удивительная грузинка-норильчанка, героиня комсомольской летописи Ирочка Червакова: «Ну, а для меня в этих пятидесяти и твои 30, и 35, и 40, и 45. Ас ними — Сибирь и Воронеж, Москва и Норильск, и друзья, и встречи, потери и расставания, такая жизнь, по которой по сю пору тоскует сердце. Будь! И. Червакова».
Да, такая жизнь, по которой по сию пору тоскует сердце! Вот такой должна стать жизнь журналистики в ВКШ!
Сначала мы выбираем путь, потом он выбирает нас. Ведь дорога в ВКШ началась ещё в 1958 г., когда я окончила Центральную комсомольскую школу и «Комсомолка» пригласила меня на работу…И через полгода я дала согласие. 31 декабря 1980 г, на бюро ЦК ВЛКСМ меня утвердили заведующей кафедрой. «Путь выбирает нас…»
Для благословения моих планов создания нового направления в содержании и методах работы кафедры потребовалась получасовая беседа с секретарём ЦК ВЛКСМ Виктором Максимовичем Мишиным. Передо мной лежал рабочий блокнот на всякий случай, но Мишин оказался идеальным собеседником, умеющим слушать и слышать. Мы сидели вдвоём за длинным столом заседаний, одни в кабинете. Разговор шёл как-то очень неофициально, слушал Виктор Максимович с действительным интересом. «Удачи Вам и пусть всё получится. Будет нужна помощь, поддержим всегда».
Ещё одно благословение я получила в ВАКе. Высшая аттестационная комиссия, куда полгода назад Воронежским государственным университетом были поданы мои доку-менты, собиралась присвоить учёное звание доцента. Меня трогательно сопровождал ректор ВКШ Николай Владимирович Трущенко. И там, после пылкого рассказа о планах создания практически новой кафедры, солидные люди произнесли свой вердикт: «Ну, дай Бог, чтобы всё получилось». Я думаю, присутствие Николая Владимировича, в ожидании терпеливо ходившего по коридору, прибавило мне и уверенности, и весомости моим словам.
«Пусть всё получится» — доверие требует действий. Я пришла в момент подготовки зимней практики. И сразу, не изведав броду, мы бросились на глубину: слушатели-журналисты моим решением, поддержанным Николаем Владимировичем, отправились не просто на месяц в молодёжные газеты под уютное крыло руководителей, а в месячные творческие самостоятельные командировки для вхождения в жизнь комсомольских организаций и сбора материала. Месяц!
Такого не бывало. Это мечта не только любого журналиста, но и писателя! Только слепой не увидит, только бездарный и равнодушный приедет с пустыми руками! А ведь нам это и нужно было понять, чтобы разобраться: кого, чему и как учить. Индивидуально! Ювелирно! Это и были те самые уроки ЦКШ и «Комсомолки», которые определили мою собственную дорогу. Не бойся погружаться в противоречия жизни, поступки людей, пытайся увидеть за фактом явления, за поступком судьбу.
Результат оказался поразительный: дай Бог, если половина привезла материал для статьи или очерка! Другие же отчёты о выполнении поручений в обкоме. Так и не оторвались от руководящей руки! Значит не журналисты. Ну а почему бы, кстати, не написать об обкоме комсомола, где ты просидел месяц, о его жизни, событиях? «А что тут писать?».
А ведь перед отправкой состоялись подробнейшие индивидуальные консультации!
Отчётные конференции по практике были бурные. Случались и обиды: «Бросили в воду и плыви!» Зато теперь ясно: кого распределять в газеты, кого на комсомольскую
работу. Отправить в газету человека, не чувствующего себя журналистом, не предрасположенного к этому делу, это может изувечить его судьбу.
Вывод практика должна быть дифференцированной. Кого в газету, кого в командировку по конкретному адресу, согласованному с «Комсомольской правдой». А до этого новые по тому времени предметы: «Введение в профессию», «Мастерство журналиста», созданные нами наши знаменитые «Творческие мастерские». Каждый слушатель получал для индивидуальной работы известного и талантливого журналиста из «Комсомолки», радиостанции «Юность», телевидения, молодёжных журналов. С увлечением вёл занятия Эдуард Сагалаев, главный редактор радиостанции «Юность», а потом молодёжной редакции телевидения, Инна Руденко, Дмитрий Горбунцов, Слава Недошивин, Валерий Аграновский, Александр Шишов, мои товарищи, друзья….
Водопад новаций Николай Владимирович принимал спокойно, доверяя, не сдержи-вая, только внимательно вглядываясь. Он прекрасно понимал, что всё происходило не само по себе, — и всё вновь предлагаемое мной опиралось на наработанное до ВКШ — на опыт и дружбу с талантливыми людьми, сотрудничество с изданиями и издательствами. Именно поэтому он не боялся приглашать людей «с багажом», готовый принять и их непростую для него самостоятельность. Ему удавалось быть удивительно успешным стратегом и тактиком.
На факультете общественных профессий мы создали журналистскую группу для комсомольских работников-профессионалов, и её посещало больше, чем училось у нас слушателей, аж 70 человек вместе с деканом Виктором Демьяненко. Тоже выбор Николая Владимировича. Вот уж истинный романтик! В Магадане работал в обкоме комсомола, был заместителем командира комсомольского оперативного отряда; создавал ежегодный летний спортивно трудовой лагерь для «трудных» подростков, куда матери уже с зимы просили его записать своих сыновей. Первую свою государственную награду медаль «За освоение целинных земель» Виктор получил в пятнадцать лет: в разгар целинной эпопеи по комсомольской путёвке участвовал в строительстве железной дороги. В его бригаде вместо пяти полагавшихся пацанов числились двое. Из мальчишеского упрямства Виктор с напарником Володей Радченко не уходили с работы, пока не выполняли всю дневную бригадную норму по 250% «на брата». Виктор считал, что никакого подвига не совершал просто два «упёртых» подростка таким способом самоутверждались. Характер сохранился и когда учился в аспирантуре ВКШ, и когда преподавал в ВКШ, и был зам. декана факультета политологии и молодёжной политики Института молодёжи…
После ФОПа на кафедре журналистики стало тесно в рамках занятий, и стихийно возник клуб «Зелёная лампа». Профессия требовала романтики: вечерами мы со студентами собирались в общежитии. За чашкой чая так увлекательно выглядели непредсказуемые журналистские ситуации, из которых мы вместе искали выход, обсуждали пути расследования. Может быть, кому-то это помогло больше аудиторных лекций..
Совсем своим человеком стал для нас главный редактор «Комсомольской правды»
Геннадий Николаевич Селезнёв. По моей просьбе впервые закрытые летучки редакции «Комсомолки» профессиональные обсуждения публикаций открыли для наших слушателей: едва ли могла быть лучшая школа для провинциальных газетчиков! Ведь это были настоящие творческие семинары. Голубой зал «Комсомолки» предоставили и для защиты лучших дипломов наших слушателей, а Геннадий Николаевич по просьбе кафедры журналистики согласился возглавить государственную комиссию по защите журналистских дипломов и дисциплинированно приезжал в ВКШ, не избегая и рутинной работы. И снова Николай Владимирович поддержал мою инициативу.
Но идеи идеями, а Николай Владимирович жёстко требовал безупречного обоснования каждой новации — научного, методического, организационного, и ювелирного отчёта о конкретных результатах, которые видны были уже в продвижении и развитии студента в течение двух лет. Каждого студента!. Я разработала новую концепцию обучения. А к ней — программу «Молодёжная журналистика». Я писала и писала объёмистые положения «О стажировке в «Комсомольской правде»», молодёжных журналах; о практике в моей первой дорогой свердловской газете «На смену!», «что в люди вывела меня», как пелось в песне; ленинградской «Смене», в белорусской молодёжной газете, куда я сама выезжала с ребятами организатором и наставником… Можно собрать том разумных, аналитических положений, которые совершенствовались и обогащались год за годом! И все их должен был внимательнейшим образом рассмотреть и подписать Трущенко ведь слишком широкими становились внешние связи кафедры, её компетенция.
Но любое положение требовало такой же ювелирной организационной работы. Вот одна только запись в моём «Журнале учёта учебной нагрузки»: «Руководство практикой в «Комсомольской правде» беседа всей группы с заместителем главного редактора; беседа в секретариате с зам. ответственного секретаря, распределение по отделам; присутствие на летучке «КП». Встреча с Туром Хейердалом. Консультации по первым заданиям…» и т.п.
Но демократизация защиты дипломных работ расширялась: мы приглашали руководителей дипломных работ, рецензентов, высококвалифицированных журналистов, руководителей средств массовой информации — главного редактора радиостанции «Юность» Б. Непомнящего, ответственного секретаря журнала ЦК ВЛКСМ «Смена» Б. Данюшевского, главного редактора «Московского комсомольца» П. Гусева, главного редактора молодёжной редакции Гостелевидения Э. Сагалаева, главного редактора журнала «Комсомольская жизнь» А. Шишова и других ведущих журналистов. С ведома и одобрения Трущенко. Мы получали социальные заказы «Комсомолки», «Комсомольской жизни» дипломные исследования по актуальным проблемам этих изданий…
И нам было чем порадовать ВКШ: рекомендованные в аспирантуру А. Цыганков и М. Пашков сразу после защиты блестяще сдали кандидатский минимум. Е. Яковлева, получившая диплом с отличием, распределена собственным корреспондентом «Комсомольской правды» в мою бывшую «боевую территорию» — Центральную чернозёмную зону, Воронеж.
Великое спасибо Николаю Владимировичу за эти годы азартной, взахлёб работы, может быть, впервые настолько свободной в поиске новых и новых путей и не сдерживаемой инициативы, и не всегда осознаваемой мной его защиты и поддержки! И спасибо жизни, которая на не очень долгое время дала насладиться ощущением счастливой цельности жизни, где нет отдельно работы и жизни, это и есть твоя жизнь, вобравшая всё лучшее из такого неподвластного никому мира. Вокруг тебя новое поколение, и на твоих глазах день ото дня ребята становятся глубже и интересней, и идут всё дальше, как твои собственные дети. Каждый выход в аудиторию радость. Каждая лекция удовольствие интеллектуального общения. Это ли не счастье? И спасибо моим замечательным коллегам и помощницам — преподавателю Светлане Васильевне Лайне и работникам методического кабинета кафедры, самоотверженно принявшим на свои плечи глыбы новой работы, — выпускнице МГУ Ларисе Островой и журналистке, поэтессе, выпускнице Белорусского университета Наталье Сипенко. И мою искреннюю благодарность за понимание шквала нелёгких для всех новаций — всей моей дорогой кафедре журналистики и литературы…
А в ВКШ ещё одна победа — появилась многотиражная газета «Комсомольская искра».
Это было событие! Бились за газету семь лет, и только теперь, с помощью профессиональной кафедры, мы «добили» все высокие органы. Совсем непросто было убеждать, что открытость — неизбежное производное любого печатного органа — во благо всей вузовской жизни! Сохранилось объёмистое постановление на шести листах: «В соответствии с решением Бюро МГК КПСС от 8 июля 1984 г., протокол Nº 21, параграф 4, обеспечить с января 1985 г. выпуск многотиражной газеты «Комсомольская искра» тиражом 700 экз, периодичность, как правило, один раз в неделю, объёмом 2 полосы — формата газеты «Правда»,.. Редактором мы предложили доцента кафедры ленинградку Юлию Николаевну Вишневскую, которую я пригласила на работу и у которой, кстати, учился когда-то в Ленинграде Геннадий Николаевич Селезнёв. Тесен мир, и доброе и дурное всю жизнь догоняет нас снова и снова. Вишневская была редактором острым, уверенность давал ленинградский опыт сотрудничала в газетах, на ленинградском телевидении, была заместителем декана факультета журналистики ЛГУ. Но острота газеты совсем не мешала сплачивать и студентов, и преподавателей: ведь конечная цель была у всех одна — научиться помогать людям через свою профессию, защищать права молодёжи. Свои среди своих — может быть, впервые журналисты испытали это чувство именно в ВКШ, живя бок о бок со своими героями азартными комсомольскими романтиками. Я по себе чувствовала, как плодотворно это содружество: я давно не писала и не печаталась так много в «Комсомолке», в журнале «Смена», «Собеседнике», очерки, книги (великий стимул — среда обитания!), за что ребята журналисты прозвали меня «играющим тренером».
Было бы, конечно, неправдой изображать в розово-голубых красках все наши новации и их результаты. Стоит рассказать лишь одну историю, чтобы ощутить неизбежность противоречий жизни в уникальном режимном вузе.
Итак, только ли розовое и голубое?
Статья Марины Мулиной вышла в «Комсомольской правде» в рабочий день. Заголовок, набранный драматично-черно, звал вдуматься — «Большая перемена произошла в судьбе талантливого педагога. Её вынудили уйти из школы».
Преподаватели кафедры с утра почувствовали себя именинниками. А я решила своей радостью слегка «поджечь» и деканат комсомольского факультета. С деканатом из-за наших новаций возникло поле напряжения: считалось, что командировки, творческие мастерские, обязательность публикаций отвлекают от учебного процесса. И едва ли мы выдержали бы это противостояние, если б не бесспорная поддержка Грущенко и проректора Юрия Николаевича Афанасьева, с которым Бог свёл ещё во времена моего Красноярского собкорства: он был секретарём крайкома комсомола, попросивший со своим красным дипломом МГУ распределения в Красноярск, на ударную комсомольскую. Мы были пока единственной кафедрой молодёжной журналистики в стране и считали, что научить молодых вершить социальный и нравственный анализ можно, только не теряя ни на день связи с главным первоисточником жизнью.
Нам объясняли: главная учёба для журналиста изучение дисциплин марксистско-ленинского цикла. С этим никто и не спорил. Но можно ли выучить марксизм и спасаться цитатами классиков от многосложности своего века, десятилетия, сегодняшнего дня?
Наш прибалтийский студент на лекции декана о новой экономической политике (напе) шепнул соседу: «Вот не побоялось же тогда правительство так смело искать новые пути» и был тут же поднят с места. В оглушительной тишине нешуточно прозвучало: «Вы на что намекаете? Мне достаточно сказать в парткоме, и вас в 24 часа здесь не будет!». На перемене декан повторил это мне: «Ваш студент…» — «Ну а где же студенту задавать свои вопросы? Ведь ему приходится отвечать на них людям, в селе, на заводе такая уж профессия!
Он не может сказать: я вот сейчас пойду в партком, и вас в 24 часа в колхозе не будет!». И я даже припомнила, какие острые вопросы ещё много лет назад в ЦКШ мы задавали секретарям ЦК и лекторам, и нас не одёргивали, а просвещали. А уж о «Комсомолке» и говорить нечего. А что же сейчас лучезарный век, и никаких проблем?
Итак, я зашла в деканат с газетой в руках. «Видели нашу Марину?» «Да, решительно сказал декан. Что-то не очень понравилось. Что-то очень уж резко. Что-то очень неуважительно о старших».
Жаль.
Маринины однокурсники восприняли статью с искренней радостью была в её удаче окрыляющая надежда: если работать всерьёз, то их перо тоже сможет помогать людям…
Нашего небудничного настроения хватило часа на два. Позвонила на кафедру заместитель ответственного секретаря редакции и сообщила: «Только что звонил заведующий отделом науки Саратовского обкома партии».
Она назвала фамилию. Фамилия была широко известна томами книжек и многолетней, очень крупной партийной работой. «Случайно, не родственник?» — «Да. Племянник.
Считает, что в материале оговорены заслуженные люди. Автор вёл себя несерьёзно: появлялась в общественных местах в джинсиках каких-то…» «А посерьёзней аргументы есть?» —
«Будут обязательно, пообещал в ближайшее время!». Группа дописывала дипломные сочинения, а кафедра готовилась к распределению.
Мы ставили ещё один эксперимент: хотели, чтобы группа сама рекомендовала, кого куда распределять — в «Комсомолку», областные газеты, к себе домой. Пусть учатся решать по правде примут на себя ответственность за будущее товарища.
«Жить по правде» им будет трудней, чем моему поколению Мы вместе сидим на парт-собрании и слушаем «закрытое» письмо о преступлениях в нескольких министерствах, ещё не догадываясь о глубине и обширности порока, проползшего во все эшелоны. Это только начало. А ещё через десять лет тряхнёт нас всех и моих протрезвевших правдолюбов, и романтиков катастрофическое, немыслимое испытание — расстрел Белого дома в 1993 г. И один из самых любимых юношей, выросший в интернате белорусского городка, совесть курса Вася Устюжанин все дни штурма без еды, с отрезанными телефонами, с отключенными электричеством и канализацией будет с депутатами, хотя много раз мог бы уйти: он ведь не депутат, просто выполнял свою работу корреспондента «Комсомольской «Вы же хотите, чтобы мы взяли вашу выпускницу к нам?» Хотим. «Ну, а для этого нам нужна полная прозрачность ситуации. Безукоризненная».
И поехала я в Саратов. Город Чернышевского. Город Гагарина: здесь приземлился первый сын Земли с лучезарной улыбкой. Постояла на музейном холме и всё, на большее не осталось времени. Даже Волгу не почувствовала.
Я специально выбрала воскресенье, чтобы оглядеться в городе без встречающих и советчиков, для начала изучить кипу противоречивых, кипящих страстями бумаг, которые мне передали в «Комсомолке» и министерстве. Но, увы, я не успела даже умыться с дороги, меня вызвали в холл. Там сидели и стояли человек тридцать мужчин и женщин. «Это ошибка! — сказала я сердитому администратору. — Я никого не жду!» «Да нет, это мы вас ждём!» — радостно сказала женщина с цветами. «Тихого въезда» не получилось, это был своеобразный комитет от лица трёхсот родителей. Разговор начался без предисловий, и я попросила записывать все выступления добровольного секретаря собрания.
Захлестнула и меня волна детективного расследования, в котором замешано было триста человек, проживших педагогическими и антипедагогическими страстями целый учебный год, и летели письма в министерство образования и в газеты, и собирались родительские «вече» в защиту любимого детьми учителя, но противостояние родителей и органов образования только обострялось. А студентка наша, не поддаваясь страстям, распутала этот узел.
И я шаг за шагом повторила её дорогу. И встретилась со всеми — и обидчиками, и обиженными, малыми и большими. И с великим Племянником Великого человека тоже.
И было удивительно, как в этом шквале эмоций девочка сумела увидеть главное согласно великому педагогу Корчаку, который пошёл в газовую камеру вместе с детьми, чтобы им не было страшно, и этим доказал, что значит любить детей. Корчак утверждал: «Один только возраст не даёт прав, уважение надо заработать, добиться, приложить усилия».
А ведь Марину обвиняли именно в том, что «подняла руку на старшего», ветерана, должностное лицо. А плодотворно ли десятилетиями сидеть в одном руководящем кресле, особенно на ниве просвещения? Вот и не можешь разглядеть где-то «внизу» рядового учителя среди ещё двадцати тысяч. Значит, уже выработал свой ресурс, как говорят в авиации. Обидно, конечно, что это растолковала девчонка в джинсах, да что поделаешь — это жизнь.
Верными методами работала наша студентка: никого и ничего не пропустила. Я привожу с собой в редакцию ответ гороно на статью Марины — очень хороший ответ, даже как-то странно после пламенных опровержений. Честный ответ. Честный не только относительно гороно и школы, но и всех нас, прямых и нечаянных участников саратовской истории: он максимально приближен к жизни, он даже верней самой статьи. Ибо в обычной жизни редко бывают дьяволы и ангелы в рафинированном виде. Сочетание людей, совместимых или несовместимых, — вот часто поджигатель целого пласта жизни!
Триста человек весь учебный год накрывала волна мусора: кто что кому сказал, кто кого и как оскорбил, кто кого и как обманул, кто кому насолил, наперчил, нагорчил… И это мир учителей? И это нива просвещенья? И ведь именно наша студентка прорвала этот нарыв, не испугавшись, не дрогнув. Учить журналиста значит учить его мыслить!
Я проведу после поездки двухчасовой урок-напутствие, «мастер-класс», может быть, самый важный из всех (так скажут ребята).
И ещё я напишу «Положение о творческих командировках слушателей журналистов». Собственные уроки для того, чтобы на них учиться. Не зря Николай Владимирович приучил меня к новому жанру.
Так мы были защищены коллективной ответственностью. Марину возьмут в «Комсомольскую правду».
И всю эту грушу мы распределили по законам справедливости. В полном соответствии с тем, что предложили сами студенты: это был опыт сознательного самораспределения, поддержанный государственной комиссией.
Очень важно было доказать ребятам, что справедливость есть, только работайте без оглядки, преждевременных страхов, идите до конца, если правы… Так ли, тому ли их учили (и хорошо ли мы сами учились у своих студентов ведь они приезжали с опытом жизни, нравственными установками)?
Новогодняя открытка:
«Клара Павловна! Уходит от нас самый интересный, самый важный, самый трудный год. От нас, это от выпускников журналистов 1983 г. И от Вас, Клара Павловна, самого любимого выпускающего нашей группы. Мне в эти дни часто звонят ребята (и Вам, наверное, тоже), просят передать поздравление кафедре, доверяют подобрать самые тёплые и искренние слова поздравления Вам. Их подбирать не надо. Они сами выходят. Желаем Вам, дорогая Клара Павловна, вечной (!) неуспокоенности, той же счастливой веры в людей, которой наделили Вы нас, непреходящих минут озарения, новых встреч с комиссарами своими людьми по духу и вере, по чистоте помыслов. И пусть после каждой новой встречи следует продолжение.
Счастья в Новом году Вам и Вашей семье.
Всего 17 подписей (помните всех?)».
Тонкость заключалась в том, что ни одной подписи не было, знали, что любимы все.
И другая тонкость — зашифрованы названья книг «Мои комиссары», «Свои люди», «Следует продолжение»… Это была удивительная группа, которую не помнить просто невозможно, душе было с ними легко. От абсолютной взаимной открытости, я думаю, совершенно не случайно именно с этой группой 1981-1983 гг. мы выработали свой «краткий моральный кодекс для сугубо личного пользования»:
«Любить людей значит относиться к ним порядочно.
Не говорить о них того, чего не можешь сказать им самим.
Делая добро, не вести ему бухгалтерский счёт. Лучше не делай, если не можешь не попрекать.
Воспитывая других, спрашивай сначала себя, каков ты, воспитатель, и какие мотивы
управляют твоими поступками.
Если действительно хочешь помочь человеку, забудь о своих амбициях и помни только о нём. Человек верит только тому, что делается от сердца.
Трать сердце нет другого пути от человека к человеку. Это и значит любить человека.
Ну, а справедливость?
Не волнуйся. Она дорогу найдёт. Только шаг у нее неспешный она не суетлива, как
все вечные добродетели. Приходит, когда о ней просто не думаешь».
И двадцать лет спустя
И через двадцать лет ничего не изменится. Вот уж бальзам на душу, — летняя встреча с ребятами, приехавшими на двадцатилетний юбилей своего выпуска и собравшимися у меня дома.
Приходили письма. Перезванивались, изредка виделись и всё равно каждый на встрече открывается заново. Нынче просто потрясла всех Валечка Любимова: долгие годы мучительная болезнь приковывала её к постели, и вот она на ногах! И это уже само по себе чудо. А другое чудо её великолепные художественные фотографии детей и природы. Они-то и возродили к жизни, и спасли физически. Душа её романтическая раньше в стихах себя заявляла. Но фотографии! При физических мучениях. Да, уроки и открытия продолжались. Валя ещё и двух сыновей вырастила, и один успешно учится в Москве. Станет солистом балета…
Замечательная многолетняя традиция собирать летом выпускников «всех времён» — это не только счастье заглянуть в собственную юность, но и тревожный смотр: так ли жил, помнят ли тебя, есть ли чем отчитаться?
Дорогого стоит, когда весь зал встаёт и поворачивается к человеку, который сидит в тёмной нише у входа, — и все стоя аплодируют педагогу, наставнику, да просто «общественной маме», которая в молодости вписала свою жизнь в их жизни. Да так и осталась с ними навсегда. Тамара Ивановна Карпова. В вэкашовские годы декан факультета истории и коммунистического воспитания, у которой учились самые молодые и необстрелянные.
Никому за десятилетия не дала упасть и обжечься. А ведь испытания столицей никого не обходили. Она просто ходячая энциклопедия юности.
Дорогого стоит, когда через весь зал, к тихому местечку за колонной с огромным букетом цветов решительно летит Галя Соловьёва, в студенческие времена Галя Заяц, которой для этой традиционной встречи семь суток пришлось трястись в душном, жарком поезде из Благовещенска, и бережно ведёт Тамару Иванову к микрофону, и «многопоколенный» зал узнаёт слова, о которых, наверное, не раз вспоминали в смутные времена: «Вы такие умнички..». Только — мать, наверное, позволит себе такую вольность в адрес поседевших, наживших достойное положение, не раз раненных жизнью. Всё хранит её душа и последнюю философскую книгу «умнички» Гены Бордюгова, председателя научного студенческого общества, комиссара сельхозотрядов и студенческих строительных отрядов; и героическую победу над страшной болезнью Юры Русанова, написавшего прекрасный гимн «Комиссары», так и не отменённый жизнью; и проводы Виктора Муконина в Тынду, на БАМ, дорогу жизни, где зона его комсомольского влияния составляла по территории две с половиной Франции; служение исторической правде доктора политических наук, капитана 1-го ранга, начальника отдела штаба Черноморского флота Сергея Усова.. «Умничка» Гена Бордюгов скажет: «Всем нам ещё предстоит раскрыть секреты её столь поразительного таланта: не только спустя годы помнить о каждом из выпускников, но и реально помогать, соучаствовать в их судьбах после выпуска».Видеть и понять каждого, если на факультете представители 43 национальностей, сколько философской, социальной и психологической образованности требовалось от каждого педагога, чтобы создать истинную атмосферу братства. Да если ещё и представить, что сложился феномен солидарности со сверстниками из 60 стран мира! Это были первые уроки осознания культуры мира, знакомство с драматическим (а то и трагическим) разнообразием жизни планеты: революцией «красных гвоздик» в Португалии, революцией Альенде и переворотом Пиночета в Чили, движением «Солидарность» в Польше, введением войск в Афганистан… Мужественные нелегалы из Латинской Америки, которые возвращались от нас через третьи страны, и всё-таки их часто «брали» прямо у трапа самолета…
Немеркнущая гордость «Куба, любовь моя». Невозможно переоценить, какой огромный и быстрый рост давало само пребывание в поистине планетарной среде: изобилие идей, национального опыта, нравственных установлений…
Но чтобы это заработало, нужны были проводники через джунгли разнообразия.
Ими и были талантливые преподаватели, которых называют на любой встрече, ректор Николай Владимирович Трущенко, сумевший создать коллектив (не команду, а именно коллектив.) единомышленников, А.С. Трайнин, В.А. Уколова, А.Э. Воскобойников, К.Ц. Петросян, В.Е. Ярнатовская, Б.А. Ручкин, Б.Ф. Усманов, В.А. Родионов, И.И. Лисов, И.Н. Ковалёва, А.А. Королёв и многие-многие другие. И яркие писатели, и деятели культуры, и просто выдающиеся люди Отечества. Может быть, только сейчас совершенно в «другие времена», по-настоящему проясняется для выпускников масштаб личностей, встреченных в ВКШ.
Вот в какой атмосфере рождался феномен вэкашовского братства. Главной чертой стиля отношений было дружеское общение: между факультетами, курсами, группами, в группах. То, что я называю, свои среди своих. Может быть, самое главное, что его удалось создать между преподавателями и слушателями.
И так ли уж это удивительно? Ведь многие преподаватели прошли тот же путь, который слушателей привёл в этот вуз. Удивительно ли, что как знак особого демократического доверия воспринимали студенты, когда проректор ВКШ, историк, поклонник Римского клуба, рассказывал у нас на кафедре Клубу Зелёной лампы о глобальных проблемах человечества, ведь он был тоже свой! Когда-то историк с красным дипломом МГУ попросил распределение в Сибирь изучать новейшую историю по жизни в горячей по тем временам точке, он был первым комсоргом на ударной комсомольской стройке Красноярской ГЭС.
И были и пурга, и монашеский скит, где ещё очень нескоро взметнётся чудо город Дивногорск. Я встречу Юрия Афанасьева уже секретарём крайкома комсомола, когда приеду в край собкором «Комсомолки». И снова через годы жизнь вплетёт нас в одно ей подвластное кружево уже в ВКШ, и мои студенты почувствуют неординарность каждой встречи с ним…
Сейчас прижилось понятие «корпоративный»: корпоративная гордость, корпоративная честь. Но слова «вэкашовское братство» теплее, ближе.
Как-то очень естественно сложилось шефство старших групп над младшими, посвящение первокурсников и вечера прощания старших курсов ВКШ — это целая культура со своими ритуалами. Через все трансформации вуза прошли и сохранились многие элементы этой культуры потому что было что сохранять. И это огромная заслуга сдержанного, не очень то приближающего к себе, умеющего держать дистанцию ректора, которому, может быть, именно это помогло разглядеть и сохранить в ВКШ индивидуальности людские, слышать и пестовать достойные. Да, жёсткий отбор: достойнейшая биография, анкета, прозрачность поведения, репутация. Он считал, что иначе и быть не может в этой республике молодости.
Эпизод: я веду приёмное собеседование у журналистов, ко мне неожиданно присоединяется ректор Николай Владимирович Трущенко: «Хочу посмотреть, кого отбираете». Трое заинтересовали его особо, дотошно изучил дело каждого и всем один вопрос: «Окончили пединститут, а работаете в газете. Почему?» «Интересно». «Призвание». —
«Решил себя попробовать»… — «Да нет, говорит ректор. Просто в пединститут вас уже за одно то, что в брюках, приняли бы, и вы это знали кадровый голод. Нет мужчин педагогов. Пять лет вас государство учило и кормило ради школы. А вы дезертировали. Предали. Школе ручкой сделали…» И уже мне: «Хотите взять? С этими тремя наплачетесь.. Предали один раз предадут и в другой…». Как в воду смотрел… Но мешать не стал. На заключительном заседаний ректората молча утвердил все мои предложения. Надеялся, что сама система жизни в ВКШ делает людей лучше? Посочувствовал? Ведь ребятам было что терять: два года стипендия в размере предшествовавшего среднего заработка, и все радости насыщенной вузовской жизни, и общение с людьми, которых у себя дома разве что по телевизору бы только увидели.
Он верил, что и через годы, если принять этих ребят, они тоже рванут сюда просто чтоб в юбилей обнять своих. Таково волшебство атмосферы ВКШ, считал он, строгой, неподкупной, человечной. Заложенной ещё в Центральной комсомольской школе в 1944 г. парнями в гимнастёрках, прошедшими фронт и первыми севшими за парты. На этой самой территории. Которую через шестьдесят лет её существования светлый человек Сергей Плаксий, ректор Национального института бизнеса, доктор философских наук, назовёт «территорией замечательных людей». Он пришёл в ВКШ в 1970 г, после службы в военно-морском флоте. И так и остался околдованный ею на всю жизнь, — а ведь Трущенко стоял у истоков формирования Высшей комсомольской школы, какой она стала для молодёжи всего мира. Ведь она была единственной! Так как же не оберегать её чистоту!
..Да, мы узнали другое время. «Совесть курса» Вася Устюжанин, к счастью, живым вышел из расстрелянного Белого дома. И люди, выросшие в другие времена, просто не позволят расстрелять свою душу, свою веру в человеческое братство, в то, что мы — свои люди на этой Земле, и в космосе пока ещё никого не встретили. Так что остаётся одно: жить достойно своей юности здесь и сейчас.

Добавить комментарий